Дурные манеры, хороший вкус.
Глава первая.
Ветер завывал в высоких кронах сосен и их ветви тревожно перешептывались, доверяя друг другу старые леденящие душу тайны. Ночь была ненастной и полную белую луну скрывали тяжелые, быстро летящие по небу тучи. Только изредка сквозь них просвечивал ее холодный призрачный свет, вырывая из темноты, царившей в лесу смутные очертания стволов деревьев и затерянной среди них дороги.
Он глотал лунный свет как воздух, набирая его в легкие, в те недолгие мгновения, когда прожектор луны все-таки вырывался из темного дымного марева и продолжал свой путь. Он двигался бесшумно, не оставляя следов, он словно летел над корнями и опавшей листвой, устилавшей землю.
Так бесшумно может идти по лесу только зверь.
читать дальшеОн все ускорял и ускорял шаг, пока в какой-то момент вдруг не почувствовал предательского кома в горле, он должен был перевести дыхание и наполнить легкие живительным кислородом, раз уж лунный свет снова был проглочен серой тучей.
Накрапывал мелкий дождь, где-то очень далеко грохотала гроза, и выли волки, предупреждая о разлитой в воздухе тревоге. Он тоже чувствовал ее, каждым сантиметром своей кожи, всеми органами чувств.
Поэтому он опустился на землю, чувствуя, что просто не может идти дальше. Тяжелое как ртуть черное колдовство душило его, выпивало все жизненные силы, белая шерсть в мгновение стала алой от крови. Он увидел, как на его теле раскрываются все старые раны. Он должен был уйти отсюда, иначе его просто уничтожит неведомая ему агрессивная сила, но эта же сила не давала ему сделать даже лишний вдох.
Он закрыл глаза, чувствуя, как снова становится человеком, как исчезает шерсть и кожа становится гладкой, как распрямляются кости и меняют свою форму конечности. Он никогда не испытывал такой боли во время превращения, которую испытал сейчас.
Перед его глазами стояла картина, давно забытая, но сейчас всплывшая из памяти.
Он отчетливо видел залитую лунным светом поляну и снег на ней казался голубым от этого сияния. Ему больно было смотреть, но он смотрел тогда, боясь пропустить хоть что-то, такое важное и значимое. Только вокруг него снег был алым, алым от крови тогда и смерть растворилась в холодном зимнем воздухе, нависнув над ним черной тенью. Тогда огромные белые волки обступили его кругом и по очереди вонзали свои острые клыки в разлагающуюся плоть, истерзанную и измученную. И с каждым новым ударом он становился все сильнее, жизнь возвращалась к нему, новая жизнь. К тому моменту, когда волки закончили свое дело и сияющая белая поляна, словно эфемерное облако чуждого волшебства погрузилась в недолгий мрак, от него прежнего не осталось ничего. Среди белых волков стоял еще один белый волк.
- Довольно... – чей-то нежный приятный голос, напоминающий звон колокольчиков вернул его в реальность. На его голове, волчьей голове, лежала чья-то почти невесомая рука, и она перебирала белоснежную густую шерсть. Перед ним на корточках сидела молодая красивая женщина, ее длинные темно-рыжие волосы как будто светились в темноте леса, выбившиеся из-под капюшона дорожного плаща. Он не чувствовал к ней агрессии, хотя по-хорошему, готов был растерзать ее, за вторжение в его разум, за ее темные чары.
- Ты человек, - проговорила она также нежно, но в этом обволакивающем голосе чувствовались железные нотки и холодная властность, - точнее был им. Раньше... – она провела ладонью по его шерсти, наслаждаясь этим ощущением, прикрыла большие темные глаза. Ее движения гипнотизировали его и сковывали волю, хотя он и чувствовал, что ему угрожает опасность в лице этой женщины.
Один рывок, один прыжок и он может легко перегрызть ее тонкую шею, еще до того, как ее колдовство успеет нанести ему вред, остановить его или уничтожить. Но что-то мешало ему это сделать. И этим чем-то была совсем не магия.
Луна на мгновение вырвалась из плена туч и осветила ее лицо – незнакомка была намного моложе, чем показалась на первый взгляд. Она была еще совеем ребенком, только глаза хранили в себе мудрость и глубокую тяжесть всего пережитого ей.
Они хранили в себе целый океан слез и неразделенной боли и как будто звали на помощь и приглашали разделить эту боль, эту тяжесть.
Половинка луны светила в открытое окно, отбрасывая на пол причудливый силуэт рамы. Эрих проснулся, почувствовав на своей коже ее холодный призрачный свет и невольно попятился в темноту, туда, куда свет добраться не мог. Ему до сих пор казалось, что продолжается эта долгая, нескончаемо долгая ночь в лесу, что не произошло всего того, что случилось с ними за это долгое прошедшее время, но он ясно осознавал, что это всего лишь полу-воспоминание полу-сон, навеянное сиянием луны.
- Кассандра... – полушепот, брошенный в пустоту. Имя, которое он старался забыть.
Он забился в угол кровати и закурил, неторопливо выпуская дым в полумрак комнаты.
Какая бесконечно долгая ночь.
Палата для самоубийц.
Решетки на окнах, особое внимание медсестер. Никаких колющих и режущих предметов, ничего опасного, что могло бы причинить хоть сколько-нибудь вред.
Даже на больничной пижаме были срезаны все пуговицы, чтобы не в коем случае не наглотаться их и не умереть.
Словно это законное право – сбежать, уйти, капитулировать, считается преступлением. Здесь – считается.
Для медсестер, нянечек и сиделок, которые сопровождали пациентов этой палаты всюду, внимательно следя за каждым их движением.
Это их работа, пристально наблюдать, чтобы человек пожелавший покинуть этот мир не смог этого сделать.
Она тоже не смогла этого сделать и очнулась здесь.
Узкая неудобная постель, без подушки. Ведь подушку можно было бы опустить себе на лицо, или разорвать и наглотаться того, из чего она сделана.
- Как ты себя чувствуешь, Герда? - голос врача, сидевшего рядом на неудобном стуле донесся до нее как из-под воды, она рассеянно заморгала большими глазами бледно-серого цвета.
Свой пятнадцатый день рождения Герда встретила с перерезанными венами. Шрамы на ее руках почти не заживали и поэтому ложь о том, что ее попытка покончить с собой была всего лишь случайностью звучала глупо и неправдоподобно.
- Нормально, - по слогам произнесла девочка, попыталась сесть, но находившая рядом медсестра ей не дала.
- Где я? - спросила она совсем тихо, словно боялась собственного голоса.
- Психоневрологический диспансер, - ответила за врача медсестра, худощавая, совсем не располагавшая к себе женщина. На девочку она смотрела внимательно и с некоторой долей злости, словно знала о том, что она сделала.
- Нет... - выдохнула девочка, снова попыталась подняться, но ее уложили обратно. - Нет, - повторила она уже про себя, и снова - нет, нет, нет.
Как ей теперь выбраться отсюда? Или как умереть, как закончить наконец-то эту бессмысленную, похожую на ад жизнь.
Ее укрыли одеялом.
- Не волнуйся, - доверительно сказал врач, хотя она не чувствовала в его голосе не тени симпатии или хотя бы жалости. Она мучительно зажмурилась, зажала голову забинтованными руками.
Главное удержать себя, не дать снова совершить то, что она сделала со своими очередными приемными родителями...
Врач тоже подумал о них.
- Герда, скажи мне, пожалуйста, одну вещь, - попросил он, - что случилось с твоими родителями? - слово приемные он упустил, похоже, стараясь не акцентировать на этом внимания. Они прожили вместе всего месяц, девочка только начала чувствовать себя счастливой, только начала чувствовать себя такой же, как все... У нее была нормальная семья, у нее было все как у других девочек. Но...
- Я не хотела их убивать, - дрожащим от быстро нахлынувших слез прошептала девочка, которую действительно звали Гердой, - не хотела... понимаете, - горячо забормотала она, пряча лицо в ладонях, и захлебываясь своими слезами, - я просто... я... пожалуйста, - вдруг взмолилась она, - не обижайте меня... я... я...
- Никто не собирается тебя обижать, - заверил ее врач, осторожно коснулся вздрагивающего плеча в легкой ткани больничной пижамы, - Герда, не волнуйся, я твой друг...
- Я не верю... не верю... - девочка резко натянула одеяло на голову, потому что в находившемся напротив кровати больничном окне вдруг разбилось на тысячи осколков стекло.
Грохот, шум, звон, приглушенные голоса медсестры и врача доносились до нее как из другого мира.
Они не понимают, что происходит, а она, прячась от всего этого под одеялом, прекрасно знала, но не могла это остановить.
Ведь она никому не хотела смерти, она - хорошая девочка.
В глубине души Герда по-прежнему верила в это, хотя и была виновата в смерти своих приемных родителей.
- Я же просила, - тихо пролепетала она, осторожно высовываясь из под одеяла, щурясь от летающих в воздухе битых стекол.
В какое-то мгновение она вдруг осознала, что это ее шанс, бросилась к двери, которая резко распахнулась прямо перед ней, вылетела в коридор. С потолка сыпалась побелка, с дверей, мимо которых она пробегала слетали таблички и номера палат, кто-то за ее спиной кричал, причитал и шумел, но она не оборачивалась. В другом конце коридора была спасительная дверь пожарной лестницы, от которой ее отделяло всего несколько шагов.
Девочка набрала в легкие побольше воздуха, совершила последний рывок и оказалась перед ней. Где-то сзади вспыхнуло пламя, завыла пожарная серена.
- Я же просила, - самой себе повторила она, захлебываясь слезами, с силой дергая дверь, - я... никому не хотела зла... я не хотела... не хотела...
Дверь наконец-то поддалась и Герда бросилась на лестницу, путая ступеньки, спотыкаясь, она бежала вниз, слыша чьи-то шаги наверху. Окно... спасительное окно, без решетки, около которого она остановилась на мгновение, посмотрела вниз. Второй этаж - это достаточно высоко, чтобы переломать себе все кости, но слишком низко для того, чтобы умереть. Герда зажала лицо руками, разбежалась и со всех сил бросилась в стекло, разбив его своим телом. От удара о землю хрустнуло что-то в груди, и кажется это что-то было ребрами. Острая сильная резкая боль пронзила все тело.
В голове гудело, звуки доносились как через мутную пелену, и девочке показалось, что она уже умерла.
Нет, смерть представлялась ей чем-то другим, обезболивающим...
Тем, что наконец-то прекратит ее бессмысленное глупое существование.
Нельзя лежать здесь и терять время, ее догонят, найдут.
Нужно найти в себе силы встать, как бы больно не было...
Земля холодная, словно камень.
Середина осени.
Герда с трудом поднялась, застонала от боли и огляделась ее окружал больничный двор. Рядом был корпус, из которого она и сбежала, чуть поодаль другие, какие-то здания, деревья, и высокий забор.
Как выбраться отсюда, как сбежать!? Куда она только собирается бежать в таком виде - перепачканная в крови и грязи больничная рубашка на размер больше, изуродованные руки, переломанные ребра и босые ноги.
Любой человек без труда догадается, что она откуда-то сбежала. Ее вернут назад и заставят нести наказание за то, что она сделала.
Но она же не хотела этого, она же просила его...
- Я не хотела, - пробормотала она, как заклинание или заговор, пытаясь убедить в этом себя или еще кого-то. Слова отдались болью в груди, девочка осторожно приложила туда руку и почувствовала что-то резко упершееся в ладонь. Ей было даже страшно думать о том, что это.
Ей было слишком страшно, чтобы вообще о чем-то думать...
Лунный свет оставлял следы на коже. Ее кожа была смуглой, темной, золотистой, словно кора молодого дерева, его мраморно-белой, как волчья шерсть, серебрившаяся в этом свете.
Волосы его казались белыми, потому что в них было больше половины седых, чем темных. Ее же – темными, почти черными, хотя на самом деле, на солнце они сияли пылающей мелью. Они с головой бросились в темное древнее и могущественное колдовство, упоенные своей силой, луной и друг другом, поддавшись короткому отчаянному порыву.
Он снова был человеком, хотя уже успел начать забывать каково это и тем более, каково касаться теплой человеческой плоти, наслаждаться жаром чьего-то вьющегося в огне страсти тела.
Она разговаривала языком тела, языком прикосновений, движений, вздохов, полу-взглядов, даже в других случаях, она не очень любила слова. Она не знала даже его имени, хотя если бы захотела легко смогла бы вытянуть это из его памяти, но сейчас ей меньше всего хотелось могущества, которым она упивалась ранее.
Ветер унес тучи далеко-далеко и над верхушками деревьев, над их головами распахнулась сияющая бездна усыпанного звездами неба. Пахло свежестью, ночью и магией.
Холод подступал со всех сторон, пытаясь вырвать ее из теплых объятий белого волка, ставшего человеком по ее безмолвной просьбе. Реальность давила со всех сторон, желая прекратить это сладкое безумие. Кто-то изо всех мир тянул ее назад...
Кассандра проснулась, села на кровати и провела ладонями по влажному лицу. Ее знобило, ощущения были такими реальными, как будто это все происходило на самом деле, но ей не нужно было доказательств того, что это всего лишь сон.
Если так – то лучше бы она никогда уже больше не просыпалась, осталась навсегда в тех нескольких мгновениях, когда луна вышла из-за туч и сияли в чистом ночном небе, когда они лежали на ковре из мха и вереска, среди трав и запахов леса, где воздух пропитан древней неизведанной магией, свято охраняющей свои секреты и тайны.
- Мне не сложно догадаться, кто снился тебе, если ты так улыбаешься, - как будто из-под мутной воды донесся до нее голос Герхарда. Он набросил на себя черный шелковый халат и вальяжно развалился в кресле у окна. Он наблюдал за ней, за ее снами, за ее чувствами, он же заставил сон уйти.
- Это подло подсматривать чужие сны, - прошептала Кассандра, легла обратно, отвернулась к стене и сделала вид, что собирается уснуть. Мужчина в кресле только тихо рассмеялся.
- Ты забылась, девочка, - сказал он и тоже вернулся в постель, но не стал даже прикасаться к ней, лег на другой край и стал разглядывать потолок, - я контролирую тебя, ты контролируешь его. Все просто. Чем сейчас занят твой волк?
- Он не мой, - грустно поправила его Кассандра, - ему не спится. Луна и жажда мешают.
- Пусть лучше спит, ему понадобится много сил... – задумчиво проговорил Герхард.
- Зачем? – апатично откликнулась женщина.
- Для него есть работенка посложнее, - отмахнулся он, открыл, было, рот, чтобы что-то ей объяснить, но вдруг тишину комнаты разрушил телефонный звонок. Пока он искал телефон, Кассандра встала с постели и подошла к окну.
Ее душили подступившие к горлу рыдания и луна, своим немигающим взглядом смотревшая на нее, только усугубляла ее положение. В этом слабом призрачном свете женщина как-будто видела тонкие серебряные нити, сматывавшие ее запястья, тянувшиеся вокруг ее тела, натянутые по всей комнате. Его колдовство, темное, тяжелое, как ртуть, колдовство, запершее ее в этой квартире, в этом городе, в этом теле.
Но при этом с кончиков ее пальцев тянулись другие нити, точно также опутывавшие другого человека. Не человека совсем. Эти нити появились в ту прекрасную холодную ночь в лесу, наполненном магией. Тогда эти нити были слабыми и хрупкими, теперь они скорее напоминали стальные канаты.
- Вы должны найти ее, - она отвлеклась от своих мыслей, прислушалась к телефонному разговору Герхарда. Он развалился на постели и в одной руке он держал телефон и внимательно слушал, во второй у него дымилась дорогая сигара со сладким ароматом, от которого у Кассандры закружилась голова.
Она не любила запах табака, запах города и шума. После тишины вековых дубов, после леса, где каждый звук и каждый аромат были для нее только символами тайного языка, все окружавшее ее здесь казалось особенном глупым, непривычным и страшным. Ей мучительно хотелось убежать.
- И доставить. Живой, - продолжал мужчина.
Пока он разговаривал, Кассандра внимательно изучала его резковатые, но красивые черты, линии выпирающего позвоночника в спине, украшенной шрамом. Ей грустно было думать о том, кто оставил этот шрам, но ей все равно не нужно было иметь перед глазами какое-то напоминание, чтобы все равно думать о нем.
- Живой... – зачем-то повторил мужчина и положил трубку. Он докурил и поймал ее взгляд, она поспешно отвернулась к окну.
- С кем ты говорил? – спросила женщина, чтобы нарушить тяжелую неприятную тишину, воцарившуюся между ними.
- Не важно, - отмахнулся Герхард.
- Кто это «она»? – задала еще один вопрос Кассандра, но он тряхнул головой и встал, подошел к ней, обнял сзади, достаточно резко и порывисто, ей стало неприятно, захотелось вырваться.
- Меньше знаешь, крепче спишь, - прохрипел он ей в ухо, отодвинув в сторону пушистые темные волосы, - но я скажу тебе одну вещь. Если они найдут ее, то я отпущу твоего волчонка.
Кассандра обернулась в его руках и уставилась ему в глаза внимательным полным надежды взглядом. Мужчина улыбнулся, он знал, что его слова вызовут именно такую реакцию.
- Но это не значит, что я отпущу тебя, - поспешил напомнить он.
@музыка: Autumn Tears - The Grand Celebration
@настроение: боевое